Дело, не терпящее отлагательства

До того измучила мою подругу бессонница, что решила она перешить подушку - спутницу своих ночных страданий. Я было думала, что мы выберемся с ней в ближайшие выходные на вылазку - все зазеленело и влекло на воздух. Но, заглянув к Алесе, поняла - дело не терпит отлагательства: решительно распоров подушку и подозвав старшую свою дочь - так держать и не дышать! - она стала бережно пересыпать пух и перья в новую обшивку, отчего материя, приглянувшаяся ей накануне в магазинчике за углом, стала раздуваться и приобретать круглые очертания, как живот будущей матери в проекции научно-популярного фильма, показанного нам в десятом классе школы.

До того измучила мою подругу бессонница, что решила она перешить подушку - спутницу своих ночных страданий. Я было думала, что мы выберемся с ней в ближайшие выходные на вылазку - все зазеленело и влекло на воздух. Но, заглянув к Алесе, поняла - дело не терпит отлагательства: решительно распоров подушку и подозвав старшую свою дочь - так держать и не дышать! - она стала бережно пересыпать пух и перья в новую обшивку, отчего материя, приглянувшаяся ей накануне в магазинчике за углом, стала раздуваться и приобретать круглые очертания, как живот будущей матери в проекции научно-популярного фильма, показанного нам в десятом классе школы.

Можно было бы, конечно, купить новую, но эту подушку она везла, перебираясь с родных мест на новую родину, как надежду, что там-то ей будет спаться сладко и свободно. Подушку шила бабушка, чьи обласкивающие руки как единственная охрана в детстве останавливались то на ее хрупком плечике, то на русой макушке. И, когда она засыпала на этой подушке, ей снились подсолнуховые гнезда дозревающих семечек и ускальзывающая дождевая рябь на близком пруду. Подушка, даря ей не отягощенное болью забытье, вбирала в себя за день накопившуюся тревогу, как будто бабушка, взбившая ее для своей ненаглядной кровинушки, наделила перья подушки могуществом уносить в недосягаемость все Алесины опасения.

Потом она вышла замуж, и ей не снилось ничего - перворожденная, казалось, чаще болела, чем была здорова, и маме Алесе приходилось прыгать в сонное небытие без разбега и также внезапно - по крику чада - оттуда возвращаться. Бессонные ночи были умножены еще на несколько лет: родился второй ребенок.

- Ничего, Наполеон тоже спал 4 часа, - подбадривал муж, уходя в очередное плавание по волнам симфонических опусов. Он слыл в местном оркестре перспективным фаготистом. - Ты же у меня сильная, ты справишься.И Алеся справлялась. В перерыве между постирушками пеленок - одноразовые подгузники носили в то время исключительно по ту сторону железного занавеса - с малышом в коляске умудрялась выстоять очередь за творожной массой в одном магазине и заиндевевшей курицей «из-за рубежа», как ее уважительно называла соседка, в другом. Потом оставалось на скорую руку сварить универсальные щи да, так и не дождавшись мужа, спрятать супец под супружескую перину, а самой свернуться калачиком на крапчатом топчане - всего на четверть часика, которые покрывались какой-то коростой и уже не пропускали никаких сигналов извне, превращаясь во время далеко заполночь.

Десять лет в условиях холодной войны с домашним хозяйством, одна на линии фронта, Алеся уже разучилась плакать в бабушкину подушку, и лишь бросив взгляд на безмолствующий телефон - муж все реже обременял себя сочинением причин поздних приходов - отправлялась спать. Ей казалось, что мир безразличен к ней: сон, несмотря на то, что на него уже не посягали подросшие дети, прятался от нее в какие-то укромные лазейки, в которые, видимо, вели тропинки, ведомые ей лишь в детстве. Как же так, - думала она, обнимая бабушкину подушку, но бессоница продолжала по ночам высвечивать узоры на занавеске и шуршать шинами проезжающих за окном машин.

Однажды Алесе приснилось, как бабушка стоит рядом с нею и пытается обнять ее, но не может до нее дотянуться. Я выросла, - виновато прошептала Алеся, все еще спя, и, проснувшись, побежала в магазинчик за углом - покупать материю для новой обшивки. Вернувшись, распорола «баю-баюшкину» подушку. Разделила облако перьев, намагниченных бабушкиной любовью, наполовину, взвешивая взглядом, чтоб поровну, и, поглядывая на дочерей, под стрекот швейной машинки принялась напевать «две девчушки - две подушки»...