Узник Болотной. В Прагу из постГУЛАГа
Андрей Барабанов живет в Праге чуть более двух лет. В российской тюрьме он находился дольше – три года семь месяцев. Он стал третьим арестованным по «Болотному делу» о «массовых беспорядках» 6 мая 2012 года. Когда Андрей попал за решетку, ему было 22 года. Сегодня Андрей учится в Карловом университете, ведет на телеканале «Дождь» кулинарное шоу о тюремной кухне и выходит в поддержку российских протестов уже не на Болотную, а на Вацлавскую. Московские площади занимают особое место в чешской истории ХХ века, и не случайно сегодня те, кто «смели выйти на площадь», приезжают именно в Прагу.
– Поводом к вашему задержанию послужило видео, на котором вы приходите в некое соприкосновение с омоновцем. При этом никто не пострадал, и этот человек никаких обвинений в отношении вас не выдвинул?
– Ни обвинений, ни желания меня посадить со стороны этого омоновца не было. Он не пострадал, видимо, я его даже не коснулся, потому что он продолжил службу, не обращался за медицинской помощью. На суде он сказал, что не почувствовал никакой боли. То есть российской правоохранительной системе не важно, было что-то или не было, – им достаточно просто видео. Большинство были посажены за это. Активист партии «Яблоко» Николай Кавказский просто махнул рукой в сторону полицейского, до него не дотронувшись, и тоже получил уголовный срок.
В тюрьме мне не хотелось читать Достоевского
– Зоя Светова в своих заметках о вас упомянула, что вы любите Достоевского и Карлоса Кастанеду. Какой из эти писателей вам больше помог, когда вы попали в заключение?
– Наверное, ни тот, ни другой. Больше мне помог Эрих Фромм, Славой Жижек, исторические работы. Не могу сказать, что в тюрьме мне хотелось читать Достоевского.
– Варлам Шаламов говорил, что в тюрьме человек не приобретает никакого положительного опыта. Вы согласны с этим?
Они пытаются вас сломать в первый момент
– Не соглашусь, поскольку Варлам Шаламов – все же крайне тяжелый пример, мои условия были гораздо лучше и куда более «вегетарианские». Так получилось, что когда нас посадили, мы не застали избиений в тюрьме — в московских СИЗО это массово не практикуется. У тому же, когда ты сидишь по громкому уголовному делу, сотрудники боятся в отношении тебя применять силу, но все равно это – постГУЛАГ, когда человек не понимает, почему там такие идиотские правила. Однако я вынес оттуда положительный опыт.
– Чехия следила и продолжает следить за делом Олега Сенцова. Следили и за его голодовкой. Вы тоже такое пережили…
– Мой опыт голодовки все же не сравним с Олегом Сенцовым — у меня это было из-за недопуска ко мне защитника и отсутствия информации о том, что происходит. На мой протест отреагировали — пустили ко мне адвоката и из ИВС на Петровке перевезли в больницу. Когда нас задерживали, к нам применяли силу — кроме ОМОНа, это был Центр по противодействию экстремизму. Они пытаются вас в первый момент запугать, надавить, чтобы ты сдался, – признать вину, наговорить на себя, на других. Если ты сопротивляешься, они могут не пускать адвоката, не давать информации, чтобы ты сломался, потерял надежду. Если этого не происходит, потом уже становится легче, и ты понимаешь, как действовать.
В колонии Олега Сенцова двадцать лет не выживают
– До заключения вы были вегетарианцем. Вы остаетесь им, и сказалось ли это на вашем пребывании в тюрьме?
– Я стал вегетарианцем еще до тюрьмы, то есть весь срок я не ел мясо. С какого-то момента мне стало не хватать витаминов, и спустя полгода я начал есть рыбу, хотя она там специфическая, однако, если еще принимать витамины, этого более-менее хватает. Мясо в тюрьме плохое, и еду, которую там дают, есть очень сложно. Нормы на питание практически не изменились со времен СССР, – менее 70 рублей на человека в день, то есть это, как питание в тюрьмах африканских стран, а может и хуже. Это очень опасно – если ты четыре года сидишь в тюрьме и питаешься тем, чем там кормят, то с большой вероятностью ты угробишь себе желудок.
Моя колония была не пыточной
– Мне повезло – я был в Рязанской области. Это 300 км от Москвы, ко мне могли приезжать правозащитники. Кроме того, колония была не пыточной – сотрудникам не позволяли бить заключенных.
– Вы вышли на свободу на Рождество 2015 года, 25 декабря. Как вы, оказавшись на воле, попали в Чехию?
– В Чехию я попал не сразу — прошло месяцев девять-десять, сначала работал в организации «Русь сидящая». До тюрьмы уже я бывал в Европе, Чехию же мне посоветовал правозащитник Сергей Шаров-Делоне – у него были контакты с Карловым университетом. Вообще, чешские правозащитные традиции нам близки. Сначала я приехал сюда на правозащитный семинар по информационной безопасности, затем окончил языковые курсы чешского для поступления в вуз. Сейчас я учусь на природоведческом факультете Карлова университета по специальности «водные ресурсы». То есть в Чехии я живу с сентября 2016-го, третий год.
– У вас нет статуса политического беженца?
– Я специально не стал просить этот статус, поскольку полностью отбыл срок. Я могу вернуться и возвращаюсь в Россию — я часто туда езжу, несмотря на то что там неспокойно, нездоровая обстановка. Думаю, не следует просить статус политического беженца, если тебе не грозит прямое уголовное преследование, и я не собираюсь делать этого для того, чтобы остаться в стране.
– То есть вы находитесь здесь по студенческой визе и подрабатываете?
– Да, именно так. Я веду передачу «Варим и сливаем» на телеканале «Дождь»– это мой проект. Сначала я просто вел Инстаграм с тюремной едой, выкладывал истории и рецепты тюремных блюд, которые готовил сам, и разные тюремные лайфхаки. Надеюсь дописать книгу, однако не хочу оставаться исключительно «тюремным автором».
В Праге можно жить и действовать
– Вы не разочарованы, что приехали в Чехию?
– В Праге уже складывается сообщество людей, уехавших из России по политическим причинам?
– Да, все больше приезжает людей из России, находящихся, так сказать, в политическом информационном пространстве. С течением времени их становится только больше – из России, как известно, сейчас идет максимально большая эмиграция.
– Вы участвуете в каких-то политических акциях в Праге?
– Да, я участвовал в митинге 26 марта против коррупции, в поддержку Ильдара Дадина, Олега Сенцова, политзаключенных, в совместных акциях с украинцами. Хотелось бы, чтобы здесь это было боле масштабным. Приходят молодые ребята из России, которым нужна политическая повестка, однако интерес периодически затухает. Не всегда есть понимание, что это касается всех, поскольку в России осталась часть вашей жизни, друзья, родственники. Некоторые, уехав, пытаются отгородиться, закрыться, однако политика в России уже вошла в каждый дом, она влияет изнутри – власть влезает в твою жизнь.
В Чехии живет много коррупционеров из России и стран СНГ
– Да, сталкивался, однако это далеко не каждый русскоговорящий. Я знаю, что такое явление есть, существует эмиграция не политическая или экономическая, а тех, кто уезжает за удобной жизнью. Они действительно поддерживают Путина, и не только в Чехии, но и в Германии и других странах Европы. Это какое-то двоемыслие, ведь эти люди знают, насколько нищенская в России жизнь, насколько там бывает жестко – многие из них уехали не просто так. В Чехии живет большое количество коррупционеров из России и стран СНГ, которые накупили здесь недвижимость, например половину Карловых Вар. Их было бы намного меньше, если бы в Европе расследовали то, каким нечестным путем они приобрели свои деньги, если бы власти европейских стран их преследовали, что делается далеко не везде. Некоторые страны, несмотря на санкции, продолжают сотрудничать с путинским режимом.
– Вы намекаете на чешских политиков?
– На них тоже. Хотя президент Земан и выступал против обвинений Чехии в производстве химического оружия, я уверен, что связи с режимом Путина не прекратились. Италия, Венгрия помогают Кремлю использовать свое влияние, свои активы, свои деньги, вернее, деньги государства, которыми Кремль использует как свои. Сейчас в Европе к власти пришло много правых, много популистов.
– Я знал о них, читал в Интернете, но не сравнивал – нас было больше, другая страна, другое время. В отличие от них, у нас не было ощущения, что мы обязательно сядем – до мая 2016 года никого не сажали просто за то, что они вышли на акцию. В 1968 году эти люди точно знали, чем все закончится. Среди них был Вадим Делоне – брат Сергея Шарова-Делоне, который был моим общественным защитником. Здесь действительно есть преемственность, поскольку в мае 2012-го вышли люди, которые хотели увидеть другую страну и, как потом выяснилось, готовы были за это пострадать. Чехия в плане студенческого движения и гражданского самосознания и тогда была впереди СССР – это более европейские люди в отстаивании своих прав и свобод, что показывает и 1968, и 1989 год.
Земан и Бабиш – это такой совок!
– Да, следил, мои знакомые чехи и русскоязычные туда ходили, и я там был. Это выглядит как настоящий гражданский порыв – и по чешским, и по российским меркам вышло много людей. Это очень наглядно показывает, как работают общественные институты, однако я не понимаю, почему их не дожать, ведь Земан и Бабиш – это такой совок!
– Партия Бабиша ANO выиграла выборы.
– Как раз через эти выборы и проявляется сознание чешского общества – люди хотят закрыться, хотят спокойствия. Совок и побеждает тогда, когда вы слишком закрыты, консервативны. К миру нужно быть открытым, особенно в центре Европы. Вы боитесь прихода мусульман? Окей! Но у вас маленькая квота, они к вам не придут.
– Когда рухнул «железный занавес», распался Варшавский договор, СССР и Чехословакия стартовали примерно из одной точки. Почему эти страны пошли такими разными путями?
– Помимо «бархатной» революции, какие события в истории Чехии вас еще заинтересовали?
– Мне был удивителен приход коммунистов к власти в 1948 году – что чехи их сами выбрали. Мне нравится Пражская весна и студенческие восстания по всей Европе, что показывает, как Чехия жила в большей степени в ритме Запада, чем СССР. Конечно, интересен поход по Сибири Чехословацкого корпуса и появление Первой республики – долго не было государства, а они так быстро самоорганизовались. Получилась такая вытянутая страна, зажатая между империями.
– Вероятно Гитлер и решил, что ее следует сократить, а 1938 год отчасти и привел к 1948-му.
– По меркам Гитлера, всех нужно было сократить. Да, в чешской истории восьмые года – очень важны.
