Ольга Иофе: У социализма не бывает человеческого лица

Ольга Иофе, Фото: Катерина Айзпурвит, Чешское радио - Радио Прага

В канун очередной годовщины вторжения 1968 г. в Чехии вновь вспоминали тех граждан СССР, кто в нашел в себе мужество публично выразить свой протест против агрессивной советской политики, тех, кто знал, что будет перемолот жерновами режима, но не смог не выступить «за вашу и нашу свободу». Помимо восьмерых отважных, вышедших 25 августа 1968 г. на Красную площадь, в тоталитарном Советском Союзе были и другие – те, кто не смог тогда промолчать. Одной из них стала юная тогда Ольга Иофе, которую к открытому протесту подтолкнуло самосожжение Яна Палаха.

Ольга Иофе,  Фото: Катерина Айзпурвит,  Чешское радио - Радио Прага
С августа 2008 г. Институт изучения тоталитарных режимов приглашает в Прагу диссидентов, которые в СССР и других странах Варшавского договора участвовали в протестах против вторжения в Чехословакию.

В этом году в Прагу приехала Ольга Иофе, которая в январе 1969 года вместе с подругой Ириной Каплун вышла на площадь Маяковского с лозунгами: «Вечная память Яну Палаху!» и «Свободу Чехословакии!». За участие в диссидентском движении Ольга Иофе была насильно помещена в психиатрическую клинику, подвергалась преследованиям, обыскам, заключению в Лефортовской тюрьме. В 1978 г. Ольга Юрьевна Иофе, к тому моменту уже Прохорова, вместе с мужем и двумя детьми эмигрировала и с тех пор живет в Париже, где много лет проработала в редакции газеты «Русская мысль».

Ирина Каплун осталась в СССР, продолжила диссидентскую деятельность, подписала петицию в поддержку чехословацкой «Хартии-77» и погибла в 1980 г. в автомобильной катастрофе. По словам Ольги Юрьевны, вряд ли когда-нибудь мы узнаем, была ли эта гибель случайной…

Вашей стране фантастически повезло, что у нее был Вацлав Гавел

Спустя почти полвека Ольга Иофе-Прохорова впервые приехала в страну, ради свободы которой она совершила свой беспрецедентно отважный поступок. 23 августа 2016 г. зал библиотеки им. Вацлава Гавела был полон.

«Поскольку мы собрались в этом зале, который носит имя Гавела, я хотела бы вам сказать, что считаю – вашей стране фантастически повезло иметь такого президента именно в тот момент, когда она выходила из коммунизма, и это помогло ей, несмотря на все трудности, выходить из этого достойно».

Пражская весна стала для людей, запертых за «железным занавесом», дуновением свежего ветра.

Ольга Иофе,  Фото: Катерина Айзпурвит,  Чешское радио - Радио Прага
«Когда в Чехословакии начались события, которые принято называть Пражской весной, мне было около 17 лет. Возможность свободной дискуссии тогда в Советском Союзе выглядела совершенно фантастической. Мы следили за этими событиями, слушали иностранное радио – «Голос Америки», ВВС, иногда «Свободу», читали заявления в Самиздате. Мы понимали, что Советский Союз сделает все, чтобы с этим покончить, но все-таки надеялись – вдруг это окажется невозможным. Мы надеялись, что мир не допустит, чтобы, не то что посадили какого-то одного человека, а посреди Европы съели целую страну».

Однако надежды не сбылись – 21 августа 1968 г. Чехословакия была оккупирована. Хотя Ольги в тот момент не было в Москве, по возвращении она узнала о том, что восемь человек вышли с лозунгами протеста на Красную площадь и были сразу же арестованы.

«Мы все время думали, что должны что-то сделать, потому что советские СМИ тогда писали: «Весь советский народ одобряет ввод войск в Чехословакию», «Весь мир это одобряет». Мы знали, что это все-таки – наша страна, и если мы ничего не сделаем, то мы тоже одобряем и как-то в этом участвуем», – вспоминает Ольга Юрьевна.

Последним толчком к тому, чтобы тоже выйти на площадь, стала жертвенная гибель Яна Палаха.

Ян Палах,  Фото: ЧТ
«Потом мы узнали о самосожжении Яна Палаха, и этот акт протеста нас особенно потряс, потому что это большая трагедия – погиб молодой человек. В ту же ночь мы решили, что устроим демонстрацию. Мы – это я и моя подруга Ирина Каплун. Наутро мы пошли в университет, купив по дороге лист ватмана, плакатные перья, тушь, написали плакат: «Вечная память Яну Палаху! Свободу Чехословакии!» и отправились устраивать демонстрацию. Мы не знали, где ее проводить, и пошли на Красную площадь. Оказалась, что там нет ни одного человека, и стоит один милиционер. Потом мы пошли в Александровский сад, к могиле Неизвестного солдата. Там тоже никого не оказалось – зима, народу на улице мало. И мы дошли до площади Маяковского, где было более людно. Там мы встали позади памятника Маяковскому и развернули плакат. Какое-то время мы стояли, и на нас никто не обращал внимания. Потом кто-то остановился, прочел, стали собираться другие люди, и постепенно набралось человек 25 – на то время это могло считаться целой толпой. Из нее вышел человек и спросил: «Вы чехи?» Мы ответили: «Нет», на что он сказал: «Спасибо!» и вернулся обратно. Наша демонстрация длилась, наверное, минут десять. Потом появились люди в штатском, отняли у нас плакат и сказали: «Пройдемте!» Толпа разошлась. Вероятно, эти сотрудники КГБ были не из центрального аппарата, поскольку они оказались к этому совершенно не готовы, и один из них по дороге в отделение сказал: «Девочки совсем молодые. Может, мы их отпустим на первый раз?» И они нас, действительно, отпустили, даже не спросив документов».

Мы должны были показать, что не все в СССР поддерживают оккупацию

Конечно, этого бы не произошло, если бы сотрудники знали, что девушки уже состоят на учете в КГБ, поскольку еще будучи школьницами расклеивали антисоветские листовки. Впрочем, давшая сбой репрессивная машина сработала уже к концу 1969 года – обе демонстрантки и их единомышленник Вячеслав Бахмин были арестованы – к тому времени они со своими школьными друзьями подготовили партию листовок антисоветского содержания. Человек, у которого хранились эти напечатанные на машинке листки, донес на их авторов в КГБ.

Однако из предварительного заключения большинство обвиняемых – фактически еще детей – отпустили. Шел 1969 г., и СССР задумывался о своем имидже. Однако Ольгу ждала иная судьба – с обычным для диссидентов диагнозом «вялотекущая шизофрения» ее отправили из тюрьмы Лефортово на принудительное лечение в печально известную Казанскую психиатрическую больницу, в одну палату с убийцами. Там ее, совершенно здорового человека, заставляли принимать сильнодействующие препараты, там же она познакомилась с еще одной участницей сопротивления режиму – Натальей Горбаневской, там же находилась в заключении и правозащитница Валерия Новодворская. В тюрьмах и психиатрических больницах Ольга Иофе провела почти два года…

Ольга Юрьевна согласилась ответить на несколько вопросов «Радио Прага».

– Что вы думали о Пражской весне, ради идей которой вы, фактически, жертвовали своей жизнью?

Наш настрой был радикальнее, чем Пражская весна

«С одной стороны, она носила достаточно ограниченный характер. Это было что-то вроде перестройки Горбачева – ее лидерами были, в основном, члены партии, которые хотели добавить немного некой свободы. Мы тогда были тогда гораздо более радикально настроены. Но все-таки одно то, что где-то в социалистической стране возможны подобные обсуждения, обмен мнениями, было для нас фантастикой. Нам просто было завидно».

– Вы надеялись на подобные перемены в СССР? Путь «социализм с человеческим лицом» казался вам для Советского Союза перспективным?

«Нет, «социализм с человеческим лицом» мне вообще не кажется перспективным, потому что у социализма, по-моему, подобного лица просто быть не может. Я думаю, что Советский Союз испугался того, что если бы они оставили Пражскую весну в покое, она просто сошла бы на нет, а Чехословакия стала бы нормальным демократическим государством».

В начале своего выступления вы упомянули о Вацлаве Гавеле, о том, как стране повезло, что у нее был такой президент. Что для вас значит это имя?

«То, что к власти пришел порядочный человек и не бывший член компартии, уже само по себе редкость!»

Ольга Юрьевна также сказала, что тронута проявленным к ней вниманием и оказанным ей в Чехии приемом, поскольку не думала, что память о ее поступке сохранится так долго…

«Сегодня я встречалась с чешским министром иностранных дел, который меня поблагодарил. Хотя в 1968 году он был еще совсем мальчиком, он тогда очень переживал, что его страна в тот момент осталась безо всякой помощи…»